Поражение не испугало Шлейха. Он продолжал свои работы, утешаясь тем, что судьба других медицинских открытий была не лучшей. Он продолжал оперировать, ибо недостатка в пациентах не было, пока, наконец, не пришло признание. Число врачей, оперирующих по его методу, медленно возрастало, и хотя издатели вначале отказывались печатать написанную им брошюру о безболевых операциях, вскоре и здесь нашелся помощник — профессор-фармаколог Ланггард. Профессор присутствовал как-то на одной из операций Шлейха с местной анестезией, после чего взял у него рукопись и отнес к Шпрингеру, взявшемуся ее напечатать. На следующем хирургическом конгрессе у слушателей сложилось впечатление, что в свое время опозорился не Шлейх, а они. Опыт на себе в данном случае имел последствия, переоценить значение которых просто невозможно. Открытие трех великих средств наркоза — закиси азота, эфира, хлороформа, а также развитие местной анестезии, а следовательно, открытие кокаина и методов его применения, означали, по сути дела завершение борьбы за обезболивание операции. Все последующие достижения в этой области означали лишь улучшения и дополнения, выявляли средства, внутривенные инъекции которых приводили к кратковременной потере сознания и чувствительности. Все это требовало новых опытов, в том числе и опытов экспериментаторов на себе.
III. ИЗЛЕЧЕНИЕ ИЛИ СМЕРТЬ
Среди врачей, ставивших опыты на себе с целью получения ответа на вопросы, связанные со смертельными исходами тяжелых инфекций, в частности холеры, чумы и проказы, следует выделить тех, кто решался заглатывать или вводить внутрь иным способом какое-либо вещество, о котором можно было предполагать, что оно не вызывает болезнь, а помогает ее лечить. Однако абсолютной уверенности в этом не могло быть, вещество могло скрывать и опасность, даже смертельную. Известно ведь, что природа и химия производят тысячи разнообразных веществ и что есть и такие, которые обладают целительными свойствами, но одновременно несут в себе болезни и смерть. Пока все эти вопросы не были выяснены, ни один честный врач не мог их применить, не мог вложить их в руки больного и просто рекомендовать: «Принимайте это!»
Безопасному решению этих проблем в значительной мере способствовали, конечно, опыты на животных. Эти опыты оказывают неоценимую помощь фармакологическим институтам и лабораториям фармацевтической промышленности.
Эксперимент на животных дает общее представление о возможных опасностях, заключенных в новом химическом препарате. Но сфера применения этого опыта ограничена. Трудно, например, сравнить здоровую лягушку с больным человеком, а результаты опыта на животном можно лишь условно применить к человеку. Иногда это вообще невозможно, ибо некоторые яды вредны и даже смертельно опасны для человека и абсолютно безопасны для животных. Таких примеров много. Опыт на животном, даже если он способствует выяснению того или иного вопроса, не исключает необходимости эксперимента на человеке, когда речь идет о передаче нового химического соединения в клиническую практику и тем самым больному. Но и в этом случае возникает этический барьер, запрещающий давать лекарство, если нет уверенности, что оно поможет больному и что великое правило «Прежде всего не вредить» соблюдено.
Спасение или гибель — вот с каким вопросом приходится сталкиваться при появлении каждого нового средства (каким бы безопасным оно ни казалось), пока оно недостаточно опробовано. Ни один врач, знающий историю своей профессии, не забудет урока, преподанного в свое время науке атоксилом. Нельзя допустить, чтобы фармацевтические заводы второй раз выпустили «атоксил».
История медицины богата именами и событиями, так или иначе связанными с опытами врачей по опробованию неизвестных медикаментов. Эти опыты ставились в разные времена. Не говоря уже о наиболее крупных и значительных опытах экспериментаторов на себе, очень многие врачи, занимавшиеся новыми препаратами, проверяли действие медикаментов на себе. Это, так сказать, неизбежно. Когда сталкиваешься с незнакомым по действию растением или порошком, изготовленным из него или из какого-либо другого материала, возникает вопрос, а каково оно на вкус и как действует. И тогда его пробуют. Таким образом открыли немало важных вещей, хотя, конечно, кое-что было упущено из виду или недостаточно изучено. Во всяком случае, обойтись без этой процедуры невозможно.
Морфий как усыпляющее средство
Нет ничего удивительного в том, что с развитием химии интерес врачей и вообще естествоиспытателей привлек опиум. Не мог пройти мимо него и Парацельс, великий врач, живший на рубеже средневековья и нового времени. Он предпринял ряд опытов на себе, чтобы проверить действие опиума, таинственного вещества, заслуживающего всяческой похвалы. Уже у древних греков было свое снотворное, которым они пользовались и при оперативных вмешательствах. Это питье состояло главным образом из сока незрелых коробочек мака, то есть из опиума.
Одному молодому аптекарю посчастливилось разложить опиум и выделить вещество, от которого зависит действие препарата. Снотворное древних народов уже давно превратилось в наркотик жителей Востока, а зараза курения опиума принесла огромные доходы некоторым повелителям народов.
Однако что же это было за вещество и чем вызывалось его действие?
Аптекарю Фридриху Вильгельму Сертюрнеру, родившемуся в 1783 году в Нейгаузе, близ Падерборна, было всего лишь 20 лет, когда ему удалось совершить это великое открытие. В лаборатории своего отца, инженера и химика, пытавшегося, как и многие в то время, найти философский камень и постигнуть искусство алхимии, в этом помещении, сплошь уставленном тиглями и бутылями, полном тайн и открытий, молодой Сертюрнер уже мальчиком научился разлагать вещества. «Он должен стать великим ученым», — таково было желание отца. Однако отец рано умер, и Сертюрнер попал в ученики к владельцу придворной аптеки в Падерборне, где мог анализировать и экспериментировать сколько хотел. Возможно, было случайностью, что он обратился к опиуму и попытался его разложить. Быть может, его привлек ореол таинственности, окружавший это вещество. Во всяком случае, вскоре ему удалось получить из опиума белый кристаллический порошок, ставший одним из важнейших препаратов аптеки, который следовало изучить и выяснить его действие на человека. Прежде надо было проверить его действие на животных. Подопытными животными стали собаки, которых Сертюрнер ловил на улице. Приводя их затем в лабораторию, он угощал их кормом, к которому был примешан порошок.
На всех собак, которых он таким способом одолжил у владельцев, порошок производил одинаковое действие: у них быстро появлялись признаки усталости, они впадали в продолжительный и глубокий сон, из которого их не могли вывести даже сильные щипки. Совершенно очевидно, они становились не только сонливыми, но и невосприимчивыми к боли. Аптекарь Сертюрнер сразу понял, какое огромное значение могло приобрести это средство для человечества.
Совершив ряд опытов на себе, Сертюрнер установил размер дозы, необходимой для получения желательного эффекта. В честь греческого бога сна он назвал свой препарат морфием.
В дальнейшем многочисленные врачи проверяли на себе действие морфия, или морфина, как его еще называют. В последующие десятилетия морфий, в начале XIX века хранившийся в изолированном виде лишь в Крамеровской придворной аптеке Падерборна, стал одним из важнейших аптекарских препаратов. Он быстро завоевал признание как главное болеутоляющее средство, хотя врачи в опытах на себе вынуждены были познакомиться и с теневыми сторонами, связанными с употреблением этого средства. Поэтому по мере развития фармацевтической химии неоднократно предпринимались попытки найти заменители, открыть способы их искусственного изготовления и дать врачам препарат, обладающий всеми достоинствами морфия и лишенный его недостатков. Потому что даже среди врачей, проверявших на себе в порядке «маленького» опыта действие этого средства, некоторые становились наркоманами, морфинистами. Был изготовлен ряд аналогичных препаратов, например героин, дионин и другие. Их список еще не закрыт, поиски средств, обладающих лучшими свойствами, нежели найденные, продолжаются. И все эти средства требовали опытов экспериментаторов на себе, и всегда находились врачи, которые шли на риск.